Сын боярский. Победы фельдъегеря - Страница 59

По причине нехватки леса жилище ратников представляло собой землянку. Перекрытая накатом из брёвен, сверху засыпанная землёй и заросшая травой, она была незаметна уже с десяти шагов. Внутри – довольно обширная, с полатями на два десятка воинов. Одно плохо – темноватая, окон нет.

Для лошадей поодаль отдельная землянка – ведь им тоже укрытие от непогоды нужно, а главное – врагу ни кони, ни ратники не видны.

В десятке шагов от землянок, за крутым склоном речушка вьётся, а на другом её берегу – уже чужая земля. Для Алексея странно: ни пограничных столбов, ни колючей проволоки, ни контрольно-следовой полосы.

Захлопали крылья, и на низкорослый кустарник уселся ворон. Как похож он был на его ворона, что остался в имении Кошкина! Алексей наказал Марфе птицу кормить-поить да приглядывать за нею. Сам он уехал из имения далеко и надолго – на месяц, потому птицу решил оставить. Неужели Марфа недоглядела?

Алексей решил проверить. Он достал из перемётной сумы узелок с крупой, щедро отсыпал на ладонь и поднёс птице. Ворон охотно склевал с руки угощение. Так, всё-таки сбежал! Его ворон! Дикая, живущая в природе птица с руки есть не станет: вороны осторожны и человека близко к себе не подпустят.

– Чего тебе дома не сидится? – спросил Алексей у ворона, а сам размышлял, что с ним делать. В землянку к себе взять – другие ратники могут возмутиться. В землянку к лошадям – ворон обидеться может, за унижение сочтёт. Вот задал задачку!

В этот момент со стороны землянки раздался голос Прохора:

– Дядько, ты с кем там разговариваешь?

– Да с вороном.

Прохор подошёл:

– Точно – твой, ручной. Ты же его в воинской избе оставил?

– Наверное, дверь не закрыли, когда собирались, вот он и вылетел.

– Как он нас нашёл? Не собака ведь, чтобы по следу, по запаху идти.

– У него спроси.

Однако ворон сам решил, где ему жить. В лощине, в полусотне метров за землянкой одинокая сосна стояла. Корявая, ствол причудливо изогнут – ворон её и облюбовал. Ночевал там, а как Алексея видел, перелетал на кустик, поближе.

Иван и Прохор к ворону спокойно относились, привыкли давно. Другие воины сначала руками на него махали:

– Кыш отсюда!

Но потом и они свыклись. На других заставах собаки были, а у них – ворон.

Жизнь на заставе была однообразной, каждый день повторял предыдущий. Утром после завтрака большая часть дружинников садилась на коней и уходила в степь, дозором. Иногда забирались довольно далеко, вёрст за двадцать, встречали пастухов и табуны лошадей или отары овец.

Вся степь была поделена между кланами. Табун или отара не может прокормиться на одном участке. Съели овцы траву – их перегоняют на другое место. И таких участков было три-четыре. Нет участков – скот помрёт от бескормицы. А скот для степняка – источник богатства. Без него мяса на столе нет, одеться не во что, дочь замуж не отдашь – калым нужен в виде стада баранов.

К русским дозорам пастухи относились спокойно – рязанцы не нападали и скот у них не воровали. Ездят по степи – ну так у каждого своя работа. А для дозорных наличие пастухов у отар или табунов – хороший знак. Когда татары – крымские, ордынские либо ногайцы – набегами на Русь идут, стада исчезают с их пути, угоняют их пастухи.

Меньшая часть дозорных оставалась на заставе. Завидев в степи неладное, дозоры мчались на заставу, а уж оттуда на свежем коне гонец к воеводе стремглав скакал.

Приготовление пищи тоже на дневальных лежало. Костёр разжечь, воды натаскать, кулеш сварить, после еды котёл отдраить… А попутно за горизонтом смотреть – нет ли дымов тревожных у соседних застав, или того хуже – не клубится ли облако пыли на юге.

Когда большое число конников по степи скачет, за ними облако пыли висит, издалека видимое. Невозможно по степи скрытно пройти, проскакать.

Алексей с новиками каждый день в дозор уходил – далеко на юг от заставы. Не увидев тревожных признаков, на порубежье возвращались. Иногда с ними ворон летал. Устав, он садился на луку седла к Алексею. Тот вздыхал: ворон высоко летает, далеко видит – вот бы его глазами степь окинуть сверху! Так ведь ворон говорить не умеет, разве что каркает иногда.

И ещё одна неделя прошла в однообразной службе. Новики, как и Алексей, загорели, лица сделались тёмными, как у степняков. Жарко, в полдень одежда мокрая от пота. А сверху рубахи – поддоспешник войлочный и кольчуга. Железо на солнце нагревалось сильно и усугубляло ситуацию.

Хуже всех жару переносил Иван.

– Хоть бы дождь прошёл, воздух освежил!

Но дождей не было. Над степью дрожало марево, в ушах стоял непрерывный звон цикад. Из-под копыт лошадей юркие ящерицы во все стороны разбегаются.

Они ехали не спеша, ворон улетел вперёд.

Осмотрели горизонт – чисто. Говорить не хотелось, все темы уже были переговорены.

Далеко за полдень ворон вернулся и сразу сел на луку седла Алексея. Алексей вытащил из перемётной сумы пригоршню зерна и предложил ворону. Обычно после полётов ворон жадно клевал, но сейчас уставился прямо в глаза Алексею с таким выражением, вроде бы он что-то хочет сказать ему и очень просит его понять. Взгляд был пристальным и как будто гипнотизировал Алексея.

Подчинившись этому взгляду, Алексей и впрямь впал в какой-то транс. Перед ним сидит ворон, а чудится лицо Остриса и слышится его голос.

Алексей посмотрел на новиков – только он этот голос слышит или они тоже? Нет, похоже – только он. Новики сидят в сёдлах с осоловелым видом, и голос Остриса звучит только в голове Алексея.

– В двух днях пути конном степняки числом десять сотен. Уходи, спасайся, заставе не выстоять.