Сын боярский. Победы фельдъегеря - Страница 58

Разговоры бояр могли длиться бесконечно долго.

Алексей незаметно вышел из-за стола и пошёл в воинскую избу.

Часа через два со двора донёсся шум и громкие возгласы – это Кошкин провожал гостей. Через некоторое время он ввалился в воинскую избу:

– Нет, Алексей, ты только послушай! Тоже мне, сосед!

– Ты чем так возмущён, Корней Ермолаевич?

– Да боярин Голутвин, хитрая бестия, тебя переманить хотел. Говорит – жалованье вдвое положу и деревню на прокорм дам. Да кто же в здравом уме ратника отдаст! – чувствовалось, что Кошкин возмущён.

– Успокойся, боярин. Я ведь не холоп, а свободный человек, и волен сам решать, кому служить. Зачем мне Голутвин?

– Золотые слова! – расчувствовавшись, боярин облобызал Алексея. Ох и запах от него – чеснока, вина, копчёностей. «Букет» просто убойный.

Покачиваясь, боярин ушёл.

Алексей же стал размышлять, да не о воинских делах, а о Марфе, которую он от насильников в овине спас. С некоторых пор она стала оказывать ему знаки внимания. То, встретившись, глазки строит, то сбитень даёт, когда он с новиками после занятий возвращается. Девка ладная, на работу гораздая, да лицо с ожогами. Но не ожоги Алексея отталкивали – просто не люба Марфа ему была. А она, похоже, голову потеряла, влюбилась.

Алексей пытался ласково с нею поговорить, объяснить ситуацию, но это не помогало.

– Я же у тебя ничего не прошу – только посмотреть на тебя, поговорить.

– Не мучай себя, вон вокруг сколько парней и мужиков. Замуж тебе надо, семью заводить, детишек.

– Один ты мне люб, на других и смотреть не хочу, – только и твердила она.

Не мог же он ей сказать, что женат и что сам из другого времени? И сколько ни размышлял Алексей, ничего путного придумать не мог. Умом он девушку понимал, но сердцу ведь не прикажешь.

Через месяц снег стал таять под лучами весеннего солнца, дороги развезло, и проехать даже в соседнее село стало невозможно. Поэтому жили как на острове, и это была одна из двух извечных российских бед. Впрочем, дураков тоже хватало.

Ещё через месяц набухли почки на деревьях, ветерок подсушил сначала поля и луга, а затем и дороги.

Боярин с дворовой челядью жил натуральным хозяйством, и распутица не сказалась на жизни имения. Зерно, мука, фрукты и овощи ещё с весны припасены, живности полно – свиньи, коровы, овцы, куры, утки. А уж винцо да пиво сами делали.

Зимой бабы вязали шерстяные изделия – носки, рукавицы, подшлемники зимние, войлок катали, валенки. Мужики тулупы овчинные шили да шапки. Вот сапожника в имении не было и шорника – ну так эти изделия и на торгу купить можно было.

Пока не подоспела пора пахать и сеять, боярин распорядился всем свободным людям начать делать каменный забор – камней по осени груды набрали.

Алексей с новиками тоже в трудах участвовал – и физическая закалка, и польза, и безопасность.

Забор делали на крепком фундаменте, да над землей камни в человеческий рост, а сверху – ещё ряд дубовых брёвен. Общая высота в три человеческих роста вышла. Не имение, а крепость настоящая получилась. Ещё бы внутри помост устроить, да на осень отложили, потому как за стройкой время пролетело, пахать пора пришла.

Пока мужики сеяли, Алексей с новиками и плотником новые ворота в имении делали. Если ворота слабые, то один забор не поможет. Делали из дуба, оковали железными полосами, запор-задвижку тоже дубовым сделали. Поверх ворот башенку для караульного сделали, с бойницами.

Боярин, глядя на изменения, только ахал:

– Как есть крепость! В Пронске такая же, только побольше размером. Соседи-бояре-то, как узрят – вот обзавидуются!

Только-только с воротами покончили, гонец примчал, боярину послание вручил – дружинников на засечную черту выставлять пора пришла. Да не поблизости, как раньше, а на самых южных рубежах, за Солчаково. Местность там для заставы и обороны плохая: степь, овраги, редкие перелески – для конницы пространство обширное. Не было оборудованной границы, рубеж по рекам шёл, многие из которых вброд перейти можно вполне, особенно если лето засушливое.

Заставы редкие, друг от друга в десяти верстах. В случае опасности сигнал подать можно дымом от костра – на такой случай их сразу три разводили.

Оборону от превосходящих сил застава держать не могла, разве только мелкие группы рассеять. Их задачей была высылка дозоров в степь, дабы вовремя передвижения степняков заметить и немедля гонца к воеводе слать. А уж он с великим князем свяжется, ополчение из бояр и ратников собирать начнёт, да сам с дружиной первым делом и примчится.

Ополчение быстро не соберёшь: пока гонцы до всех имений доскачут, пока бояре с дружинами до места сбора доберутся – двое суток пройдёт. За это время степняки полторы сотни вёрст покроют, как не больше.

Ратнику собраться – только подпоясаться. Кухарки провизию на трое суток собрали – хлеб, сало, мясо сушёное и рыбу, крупы, соль – через час после приезда гонца уже к выезду готовы были. Встали у коней, боярин сам ратников проводить вышел. Каждого обнял, перекрестил.

– На рожон не лезьте, – напутствовал он воинов, – но и за чужими спинами не прячьтесь. Краснеть за вас перед великим князем не хочу. Ну, с Богом! На тебя, Алексей, как на старшего, особо надеюсь.

Ратники вывели коней за ворота, вскочили в сёдла – и с места в галоп.

До назначенного места прибыли только к вечеру – усталые, пропылённые. Почти одновременно прибыли ратники из других мест.

Начальником на заставе был боярин Казначеев. Старая смена передала обстановку:

– В степи спокойно, только обозы купеческие. Дозоров татарских не видели, чего и вам желаем, – ратники быстро уехали.