Сын боярский. Победы фельдъегеря - Страница 67

Князь кивнул, и челядин вновь разлил вино по кубкам.

– А теперь за твою победу. Одного лишь татарина свалил, зато какого! За тебя, боярин Терехов!

Они чокнулись, выпили. Алексей поставил пустой кубок на стол и взглянул на князя:

– Благодарствую, князь, за ласку твою, за щедрость. Отблагодарил ты за ратную службу, не забыл раба Божьего – за то спасибо. Думаю, краснеть тебе за меня не придётся, сделаю всё, что смогу.

– Сделаешь – даже через «не могу». Верю. А теперь прости, дела!

Алексей понял, что аудиенция закончилась. Он поднялся, откланялся и вышел.

Сколько событий сразу навалилось – голова кругом идёт. Или это от вина? Сегодня только завтракали, но как давно это было! А на голодный желудок три кубка вина – это изрядно, учитывая, что каждый не меньше полулитра будет.

Алексей вышел из терема и увидел храм. Зайдя, он поставил свечи за упокой раба Божьего, боярина Кошкина и супружницы его, Аглаи. Не его вина, что боярин погиб страшной смертью, а всё равно досадно и обидно. Был бы он там, может, и удалось бы спасти, уберечь? Не случилось.

В невесёлых раздумьях он заявился на постоялый двор. Внутри его маялись Иван с Прохором. Увидев Алексея, он бросились к нему:

– Чего князь вызывал?

Алексей рассказал им всё. Иван с Прошкой слушали, раскрыв от удивления рты:

– Ты – боярин?!

– Как есть. Сегодня поздно уже, а завтра в Разрядный приказ пойду.

– Жалко Корнея Ермолаевича! Как отец родной нам всем был!

– Жалко, слов нет. Идём в трапезную, поужинаем, боярина и супругу его добрым словом помянем.

Они сделали заказ, поели, выпили за упокой души. Не радостно было на душе у Алексея. Вроде боярином стал, к чему многие стремились, да у единиц получалось. Победой своей над татарином с Кошкиным поделиться хотел, в подробностях рассказать. Боярин – воин опытный, не в одном боевом походе был, он бы Алексея понял. Не довелось, и оттого горько на душе.

После завтрака он пошёл в Разрядный приказ, взял указ княжеский о жаловании его боярином и державную на земли Кошкина. За ним теперь и земли, и все сто двадцать душ людишек числились. Получил деньги, что Кошкину причитались за ратников, – это уже воевода поспособствовал. Деньги нужны – как имение отстраивать? Лес вокруг есть, но только и покупать много надо – петли, стекло.

Вернувшись, он спросил у парней:

– Что-то я ворона своего не вижу. Когда в Переяславль ехали, он за нами летел.

– Чего ему в городе делать? Птица завсегда дорогу к дому найдёт. Небось, в имение Кошкина полетел.

Алексей тоже о том подумал. Но ворон в его жизни больше не появлялся.

– Собирайтесь, едем домой. Нечего нам тут проедаться.

Поздним вечером они добрались до имения. Забор каменный с верхом деревянным был цел.

На стук вышел Захарий. Увидев ратников, прослезился:

– Беда у нас, Алексей. Боярин…

Захарий заплакал, потом смахнул слёзы рукавом и открыл ворота.

Вместо боярского дома Алексей увидел развалины – от них всё ещё несло гарью. Однако дворовые постройки остались целы: людская и воинская изба, амбары, конюшня.

– Отстоять успели. Холопы водой поливали, чтобы огонь не перекинулся. Как дымом потянуло да огонь появился, я в опочивальню боярина кинулся. А туда уж не подступиться, полыхает вовсю, аж волосья на голове трещат. Видно, от свечи огонь занялся; печи-то не топились, тепло. Как жить-то будем?

– Будем, Захарий. Боярина схоронили?

– Чего там от него да супружницы его осталось? Горстка пепла. Собрали, схоронили сегодня. Третий день, по обычаю. Кого-то из бояр теперь пришлют? Землица без хозяина не будет. Я гонца к князю посылал с известием, как случилось всё.

– Есть уже боярин, Захарий.

– А ты его видал?

– Перед тобой стоит.

– Ты, что ли? А не брешешь?

Алексей вытащил из-за пазухи княжеский указ:

– Чти.

Захарий бумагу взял, полюбовался на сургучную печать с княжеской печаткой и вернул её Алексею:

– Неграмотный я. Но печать на месте. – И вдруг упал на колени: – Здравствуй, боярин!

– Ты что, Захарий! Поднимись!

– Услышал Господь мои молитвы, не чужака прислали!

– Всё, Захарий, успокойся. Спать давай, устали мы.

– Завтра всё по обычному распорядку? Людей на поля – а дворовых?

– Пусть пожарище разбирают. Новый дом ставить будем.

– Пойду челядь обрадую. А то они уж и не знали, что думать. Ни боярина в имении, ни ратников. Случись плохое, кто нас защитит?

– Кончились беды, Захарий! Иван, Прохор, чего застыли? Расседлывайте лошадей – и в конюшню. Захарий, овса им засыпь да водички дай.

Захарий всмотрелся в лошадей:

– А где Зорька твоя?

– На поле брани пала. Новый конь у меня, подарок князя.

– Знать – заслужил.

Захарий с новиками повели лошадей в конюшню, Алексей же направился в воинскую избу. Он устал – не столько физически, сколько морально. Слишком много потрясений испытал за последние дни.

Проснулся он от ярких солнечных лучей, бьющих в окно. Похоже, время близилось к полудню. Вот это он поспал!

Новиков в избе уже не было.

Алексей встал, потянулся, оделся не спеша, вышел на крыльцо и замер. Вот так номер!

Перед ним стояли все приписанные к имению люди – все сто двадцать душ. Видимо, стояли они так давно и молча, боясь побеспокоить нового боярина.

Алексею стало неудобно – заставил людей себя ждать. В горле сразу пересохло, он откашлялся:

– День добрый!

Ему вразнобой ответили. Господи, чего они все от него ждут? Вчера ведь он говорил Захарию, куда людей на работы отправить. Были бы перед ним воины – нашёл бы, что сказать. Там, в боевом походе, на заставе все приказы отдаются по ситуации и выполняются беспрекословно. Он же не хозяйствовал сам никогда. Кошкину подсказывал, но сам не главенствовал. Как говорится, быть водителем или пассажиром – разница большая. Но люди ждут от него какого-то слова. И он решил объясниться: