Буквально через пару минут боярин позвал Алексея в землянку. Там сидел воевода и двое сотников. Боярин Казначеев скромно пристроился в углу.
Алексей решил ничего не говорить о вороне – только засмеют и отбудут восвояси.
– Ну, здравствуй, Терехов. Помню, помню тебя по смотру. Да и бояре-соседи отзываются о тебе неплохо. Ты бучу поднял?
– Я, воевода. В дозоре был, старшим. Далеко ушёл от заставы и обратил внимание, что скотоводов со стадами нет; а потом далеко на горизонте и пыль увидел.
– Ветер был ли?
Воевода был тёртым калачом, и ему не надо было растолковывать прописные истины, почему нет скотоводов.
– Небольшой, такой столько пыли не поднимет.
– Вторые сутки к исходу идут, как ты тревожные признаки обнаружил. Степняки рядом уже быть должны. Где они?
Вопрос был в лоб. А что Алексей мог ответить?
– Не могу знать.
Воевода повернулся к боярину:
– На другие заставы людей не посылал? Может, конница стороной пошла?
– Не посылал.
– Так! – Воевода задумался.
Уходить, не разведав, было бы легкомыслием, более того – преступлением. Если крымчаки или ногайцы в самом деле идут в набег, а воевода беспечно уйдёт с ратниками, в лучшем случае князь лишит его должности. О худшем же думать не хотелось.
Воевода потёр шею:
– Тогда так. Высылаю два дозора – знающие степь люди у меня найдутся. Они будут идти до вечера или пока конницу не узрят. Когда вернутся, всё обскажут.
Два дозора, каждый числом десять сабель, перешли порубежную реку, и для оставшихся ратников потянулись долгие, томительные часы ожидания.
За что бы Алексей ни брался, всё валилось у него из рук.
Казначеев заметил его состояние:
– Выпил бы ты кружку вина да лёг спать…
– Нет вина на заставе – али сам не знаешь?
Алексей прошёл к ложбинке, где росло одинокое дерево, облюбованное вороном, и улёгся в его тени. На сучке, прямо над его головой, сидел ворон и чистил перья.
– Ну, Острис, ежели ты под монастырь меня подвёл, больше на глаза мне не попадайся!
Ворон глянул на него одним глазом и каркнул.
Видимо, всё-таки сказалась беспокойная ночь, и неожиданно для себя Алексей уснул. Проснулся от звука голосов – звали его:
– Терехов! – донёсся до него крик. – Ты куда пропал?
Темно уже, только костры на заставе горят, да звёзды ярко светят.
Алексей поднялся и подошёл к землянке:
– Заждались тебя, иди быстрее! Дозоры вернулись.
В землянке горел масляный светильник.
Состав присутствующих был прежним, но добавились ещё два старших по дозорам.
– Повтори ещё раз! – ткнул пальцем в грудь десятнику воевода.
– Далеко мы ушли, вёрст на двадцать. Обозов, пастухов со скотиной не выдели, будто вымерла степь.
– Теперь ты, – показал воевода пальцем на второго десятника.
– Ни обозов, ни пастухов, – кивнул старший дозора. – Но далеко, там где небо с землёй сливается, пылевое облако видно. Ветра не было. Я землю слушал – гула нет.
Когда идёт большая конская масса, топот копыт по земле далеко передаётся, вёрст на пять.
– Уже кое-что. Похоже, надо к князю гонца посылать, торопить. Боярин, из заставных выставляй боевое охранение. Костры в ночи далеко видны, кабы непрошеные гости к нам не пожаловали. Сотникам – ратники пусть кольчуги не снимают.
Алексей с новиками попал в дальнее боевое охранение – вёрст за пять от заставы, но даже на таком расстоянии были видны огни костров.
Лошади щипали траву. Ратники, спешившись, стояли молча – в темноте можно услышать врага прежде, чем увидишь.
Поутру роса выпала, туман в низинах появился. Приказ был – стоять до рассвета. Когда же на востоке небосвод стал сереть и появился слепящий диск солнца, они поехали на заставу. Ночь прошла спокойно.
В лагере уже не спали, умывались и готовились завтракать. Но только застучали ложками, как один из ратников вскричал:
– Смотрите! – и показал рукой направление: далеко на юге клубилось пыльное облако.
Сомнения окончательно рассеялись: к рязанским землям шла конница. Конечно, две сотни рязанцев не смогут остановить такую лавину, но задержать до подхода основных сил – вполне.
Ратники поопытнее бросили есть, облизали ложки и спрятали их в чехлы: при ранении в живот у голодного больше шансов выжить. Беспечные отмахнулись:
– Не пропадать же кулешу!
Потом ратники стали готовиться к бою. Они проверяли оружие, надевали шлемы – кое-кто молился на складень. Каждый перед боем настраивал себя, как привык, как делал всегда.
До подхода степняков ещё было время – часов пять. Воевода и на север смотрел, в сторону Рязани и Переяславля, – не идёт ли помощь? Пора уже и князю с ополчением появиться, тогда силы могут уравняться.
Степняки завязывали бой, когда видели своё численное преимущество, от боя же с превосходящими силами уклонялись. Мурза или тысячник вёл своих джигитов не умирать, а добывать трофеи да пленных. Что проку в бою? Можно бесславно потерять нукеров и уйти не солоно хлебавши, а потерь степняки не любили. Русь велика, Литва рядом – можно и туда повернуть.
Некоторые ратники речушку перешли – землю слушали.
Пыльное облако разрасталось, и вскоре стала видна тёмная полоска – она довольно быстро приближалась. Тут уже и ополченцы вскричали:
– Слышим гул, земля подрагивает! – и назад через речушку перебрались. Татары впереди себя лучников пускали – те запросто могли любопытных стрелами посечь.
Позади дозорные закричали:
– Видим наших, только мало их что-то!
Это было передовое охранение рязанцев.
За передовым отрядом двигался сам великий князь с дружиной и ополчением – они были встречены радостными криками заставных ратников.