Иван обозлился и решил не цацкаться с Алексеем, а свалить его ударом и тем реабилитироваться перед товарищами. Но злость – плохой советчик.
Едва поднявшись, он ринулся на Алексея, как бык на красную тряпку, но в последнюю секунду, когда кулак Ивана уже летел вперёд, Алексей резко нагнулся. Ушкуйник как будто налетел на вертикальную преграду, перевернулся и с размаху приложился о землю спиной, подняв тучу пыли.
Ушкуйники смеялись до слёз, до колик в животе.
– Ванька, сначала рубаху и портки спереди выпачкал, теперь сзади! А-ха-ха! Теперь давай с боков!
Шутки сыпались со всех сторон.
Кормчий Корней посерьёзнел.
– Надсмехаешься над Иваном? Ну-ка, а как насчёт сабельки вострой?
– До крови?
– Как получится. Иван, ты проиграл, неси сабли.
Иван вразвалку, как медведь, спустился к ушкую и вытащил из-под тряпья сабли.
– Иван, ты уморился, отдай сабли Никите.
Иван отдал одну саблю Никите, другую – Алексею. Никита роста был среднего, худощав, жилист. Такие в бою резвы, и воины из них бывают хорошие.
Бойцы встали друг против друга. Никто не пытался напасть первым.
Никита сделал обманное движение, но Алексей не купился, с места не тронулся.
Какое-то время они ходили кругами, прицениваясь каждый к другому.
– Ну что вы, как петухи? Кулеш скоро поспеет, – бросил Иван. Он хотел подзадорить бойцов, чтобы кто-то из них решился на атаку. И он явно желал, чтобы Алексей потерпел поражение в схватке и этим был посрамлён.
У Никиты было маленькое преимущество: он видел, как двигается Алексей, когда наблюдал за их схваткой с Иваном, и теперь выжидал. Кулачный бой не сравнится с сабельным – другая техника ведения, другие приёмы.
Алексей решил применить обманный финт, который видел у печенегов, – Никита о нём ведать не должен. Алексей же знал, как ведут бой византийцы, крестоносцы, половцы и печенеги, русские и булгары. И потому он сделал выпад.
Никита отбил его саблей, попытался сам уколоть Алексея, но тот был готов к этому – сам выбрал такую тактику. Он развернулся боком, завернул правую руку с зажатой в ней саблей за спину и остриём сабли упёрся в грудь Никиты.
Всё произошло стремительно. Сабли сверкнули, никто ничего не понял, но Никита замер на месте – он-то почувствовал острое жало сабли на коже. Как боец Никита неплохой, опытный, и это чувствовалось, но некоторых финтов он не знает.
Никита поднял вверх левую руку:
– Всё, проиграл!
Публика разочарованно вздохнула. Оба бойца опустили оружие.
– Ты где так драться научился? – спросил Никита.
– Жизнь заставила, поляки так делают.
Видел он как-то в переводной книге, ещё дореволюционного издания, именно этот приём польских рейтаров. А они, видимо, подглядели его у других народов, скорее всего – у венгров, в своё время сражавшихся с ордами половцев и печенегов. Ничего не пропадает бесследно. Вот только с исчезновением холодного оружия из армий ушли и навыки.
– Да? – удивился Никита. – С ляхами я в бою не встречался никогда.
– Молод ещё, придёт время – встретишься, – засмеялся Алексей.
– Эй, бойцы! Кулеш поспел, завтракать пора, – окликнули их от костра.
Никита забрал у Алексея саблю и отнёс оружие в ушкуй.
Ели молча. Будешь говорить – другие всё съесть успеют. Ложками работали по очереди, по кругу.
Когда доели, Корней объявил:
– Побаловались – и будя. Ветер сегодня встречный, хоть и слабый, на вёслах придётся идти. Я думал, что к вечеру в Москве будем, а ноне сомнения берут – не доберёмся. Иван, мой котёл.
– Почему я?
– Проиграл потому как.
Иван пошёл мыть котёл и оттирать его песком.
Вскоре отчалили. Алексей тоже уселся на лавку, за весло – скучно просто так на полу сидеть, а на вёсле размяться можно, кровь разогнать.
Гребли дружно, под команду Корнея:
– И-раз, и-раз, и-раз!
На «и» – замах весла, на «раз» – рабочий ход.
Давно Алексей не сидел на весле, но навыки быстро вспомнились. Ни разу он не ошибся, не ударил своим веслом другое.
С небольшими перерывами они гребли до вечера, а с наступлением темноты снова пристали к берегу. Теперь очередь кашеварить была Никиты.
Корней подошёл к Алексею:
– Вижу – сиживал ты за веслом раньше, навык есть.
– Было дело.
– Так ты же просто прирождённый ушкуйник! Гребёшь не хуже других, в кулачном и сабельном бою горазд. Зачем тебе Москва? Давай к нам, на ушкуй.
– Служба у тебя простая, а сколько платить будешь?
– Не у великого князя на службе, у нас жалованья нет. Долю, как и все, получать будешь.
Алексей задумался, и Корней расценил его молчание как сомнение.
– Не обману. У нас всё честно, у парней спросить можешь.
Что Алексею терять? Он не знал, что в Москве делать будет, а тут, вроде, и парни неплохие, и кормчий не жлоб.
– Согласен! – решился он.
– По рукам!
Корней протянул ему руку, и Алексей её пожал. С этого момента договор, хоть и устный, считался заключённым.
За котлом, в кругу ушкуйников, Корней объявил:
– Алексей отныне в нашей команде не случайный человек. Прошу любить и жаловать.
Новгородцы переглянулись. За то время, что они плавали одной командой, такое случилось впервые – Корней всегда брал только своих, новгородцев. Москвичам он не верил, считая их народцем гниловатым; рязанцы – себе на уме. Псковичи издавна с Господином Великим Новгородом за главенство боролись.
Но с этого дня Алексей почувствовал, что отношение к нему команды изменилось. Одно дело – пассажир, можно сказать – балласт, и совсем другое – сотоварищ. От умения каждого, от взаимовыручки, способности поделиться последним куском хлеба, от крепкой мужской дружбы зависит судьба всей команды. Тут принцип единственный: один за всех – все за одного.